Алексей Шургин, министр лесного хозяйства Кировской области
Остался ли лес на Вятке? Министр лесного хозяйства Кировской области Алексей Шургин в интервью «Навигатору» высказал свое мнение по поводу выигрышных стратегий для лесного бизнеса и отметил проблемные точки во взаимоотношениях власти и предпринимателей в этой сфере
– В прошлом году отрасль продемонстрировала рекордный за последнее время объем заготовки леса. В связи с этим возникает вопрос: «У нас еще остались леса для реализации новых проектов?». Если да, то сколько?
– У нас расчетная лесосека предоставленная лесопользователям — больше 12 млн куб. м. В прошлом году мы освоили 10,4 млн куб. м. Это очень большой объем и высокая доля освоения лесных ресурсов. Но мы имеем еще порядка 3 млн куб. м нераспределенных ресурсов. Это основа для дальнейшего расширения лесопромышленного комплекса области. И это консервативные оценки.
Каждый гектар леса в среднем в год дает около 2,2 куб. м древесины. В результате в год мы получаем прирост массы на 20 млн куб. м. Учитывая погрешность в расчетах и влияние других факторов, мы получаем те самые 15 млн. куб. метров расчетной лесосеки. Куда исчезают эти 5 млн куб. м? Часть из них просто сгнивает.
Сейчас на уровне федеральных норм вводятся новые виды рубок, которые позволят увеличить продуктивность лесов. Например, когда вырубаются только деревья, составляющие верхний ярус. Это дает возможность ускоренного роста деревьев второго яруса. Повсеместное использование такой технологии позволит увеличить продуктивность кировских лесов еще, очень приблизительно, на 1 млн куб. м. Сейчас мы будем работать над тем, чтобы лесной ресурс добывался именно с применением таких технологий. Это задача на несколько ближайших лет.
– О технологиях. Полагаю современные лесозаготовительные комплексы позволяют серьезно повысить производительность в лесной сфере.
– Сейчас на лесозаготовке у нас в области работает порядка 3600 человек. Современный лесозаготовительный комплекс сокращает количество работников примерно в 10 раз. Порой возникают сомнения в том, а стоит ли нам оставлять без работы 9 человек? В каких-то ситуациях это действительно необходимо, тем более там, где есть дефицит работников.
Есть и другой социальный эффект. Оператор комплекса получает 60-100 тыс. рублей в месяц. Это очень достойные зарплаты. На этих позициях занято много молодых людей, значительная часть из которых имеет высшее образование. Так или иначе, внедрение такой серьезной техники имеет серьезные социальные последствия.
– Но есть другая сторона вопроса — реальная доступность лесных ресурсов. В частности в Белой Холунице есть знакомые, которые говорят, что в этом лесном районе доступного леса нет.
– Мы сейчас понимаем, что доля лесов доступных для малого бизнеса на севере области будет уменьшаться в том числе за счет роста доли крупных компаний. В южных районах ситуация несколько иная. В рамках лесного плана мы предусмотрели на этих территориях ограничения для крупных инвестпроектов. Там мы оставляем лес для малых и средних компаний.
На самом деле у министерства нет и не может стоять задачи блокировки доступа к лесным ресурсам. Лес растет. Если блокировать его заготовку, то вместо какого-то позитивного эффекта, мы получим масштабные ветровалы и лесные пожары.
Что касается конкретно Белохолуницкого района неиспользованная лесосека составляет порядка 200 тыс. куб. м. Но это голые цифры. На практике это может быть и осина, и ольха и прочие малоценные для заготовителей породы древесины.
На самом деле, если оценивать качество лесных ресурсов региона, то мы должны признать их деградацию. Предприниматели выбирали только наиболее прибыльные делянки. Простой пример. Семь лет назад хорошим считался лес с диаметром 36 см и более. То сейчас уже и 28 см — нормально.
– Что это значит для бизнеса?
– Сейчас идет и будет продолжаться сокращение прибыльности от разработки делянок. Если раньше представители небольших лесозаготовительных предприятий могли зарабатывать свыше 500 рублей на куб. м, то в течение нескольких лет показатель будет снижаться примерно до планки 200 рублей.
В свое время разговаривал с идеологами действующего Лесного кодекса. Они честно признают, что ухудшение качества лесных ресурсов — это результат хищнического лесопользования. Но реальность такова, что на определенном этапе в отрасли произойдет естественный качественный сдвиг.
В результате останутся те компании, которые действительно рационально относились к предоставляемым ресурсам. А те, кто пытался получить быстрые деньги или рассчитывал на сверхдоходы, просто постепенно уйдут с рынка.
Какой путь для того, чтобы сохранять и развивать бизнес в таких условиях? Стратегия получения прибыли за счет дешевого ресурса изжила себя. Сейчас эффект можно будет получить только благодаря росту стоимости конечного продукта.
– Приоритетные инвестпроекты. После презентации новой площадки в Лузе можно ли говорить о том, что проект «Хольц хаус» близок к завершению?
– По проекту «Хольц хаус» в Лузе инвесторы выполнили фактически все инвестиции. Сейчас идет подготовка документов о завершении проекта. Компания отработала достойно, хотя вопросы всегда есть. Все они будут решаться в рабочем порядке. Наша задача, как министерства, добиться, чтобы все моменты, которые были заявлены, были выполнены компанией в полном объеме. Полагаю, что до конца 2019 года будет подписано решение о завершении этого приоритетного инвестпроекта.
– Есть ли новые заявки на доступ к лесным ресурсам на льготных условиях приоритетных инвестпроектов?
– Сейчас мы имеем в работе пять заявок на получение статуса приоритетного инвестпроекта в лесной сфере. Все они имеют разный уровень детализации и проработки. Мы взаимодействуем и их инициаторами.
Мы, как область четко понимаем, что мы, как региональная власть, хотим от инвесторов. Для нас важно повышение эффективности использования лесов с точки зрения поступлений в региональный бюджет. Результаты работы в этом направлении уже есть. В 2018 году лесной комплекс перечислил только в бюджет области 2,4 млрд рублей. Полагаю, что по налоговым и неналоговым платежам вполне достижим рубеж 4,6 млрд рублей. Но это вопрос нескольких лет. В первую очередь, для этого мы должны решить вопрос с переработкой низкосортной древесины.
– Что это за производства? На какой объем сырья мог бы рассчитывать инвестор в переработку такой древесины?
– У нас в регионе есть годовой объем 3-4 млн куб. м такой древесины. Области необходим либо ЦБК, либо большой завод по производству плит. Пока не решен этот вопрос, мы имеем серьезные ограничения по использованию как новых участков, так и участков уже переданных арендаторам. Там как раз преобладают насаждения, где нерентабельно вести заготовку без наличия достаточно близко расположенного объекта по переработке низкосортной древесины.
Мы периодически контактируем, отвечаем на обращения потенциальных инвесторов. Но это пока только идеи и переговоры на самой начальной стадии.
– После одного из мероприятий, у меня сложилось впечатление, что чуть ли не любой лесопользователь автоматически становится подозреваемым по уголовному делу. О каком инвестклимате в таких условиях можно говорить?
– Действительно есть 260-я статья Уголовного кодекса, которая хорошо работает в отношении «черных лесорубов». Когда человек взял что ему вообще никак не принадлежит. Возможно, в каких-то регионах эта проблема еще актуальна. Но в Кировской области «черных лесорубов», как системного явления уже нет.
Что касается нарушений, которые могут инкриминироваться легальным лесопользователям, то здесь нужно разбираться исходя из базовых принципов.
Свою позицию я строю на принципе Лесного кодекса о платности лесопользования. Человек должен заплатить за государственный ресурс, который он хочет получить. Дальше уже идет механизм расчета платежа: промежуток времени, ставка, определение объема получаемого ресурса.
Я бы хотел, чтобы все лесопользователи четко понимали, что у них есть конкретная договоренность с государством. Чтобы было понятно. Если вы взяли в аренду квартиру, это не означает, что вы можете рисовать на обоях.
Арендатор лесного участка — это также временный пользователь. Он временно использует ресурс на основе технических изысканий — документов по лесоустройству, которые он разрабатывает или заказывает. Фактически документы по лесоустройству — это ряд инженерных решений. Представьте, завод. Инженер передает токарю чертеж, по которому деталь должна иметь диаметр 18. А заказчик детали, которому она нужна для другого механизма, на самом деле запросил — 16. Это инженерная ошибка — не предмет уголовного преследования. Тем не менее, они имеет вполне определенные гражданско-правовые последствия.
– Так уголовная или гражданско-правовая ответственность?
– Я сторонник того, чтобы в конечном итоге была сформирована система, в которой аренда лесных ресурсов рассматривалась именно как технологический процесс. При этом, арендаторы бы несли реальную экономическую ответственность за нарушение тех обязательств, которые они взяли на себя.
Сейчас меня настораживает, что значительная часть лесопользователей пытаются переложить ответственность на кого-то. Кто-то неверно провел таксацию, кто-то некорректно разработал проект освоения лесов, кто-то неправильно провел проверку работ. Все «кто-то». А лесопользователь — часто очень серьезная компания — это невинная жертва, вся белая и пушистая.
Другими словами. Мы пытаемся донести до всех, кто работает в лесу и с лесом: «Это государственный ресурс. Если вы хотите с ним работать, будьте абсолютно чистыми и прозрачными, включая официальное трудоустройство сотрудников и уплату налогов».
Если кому-то из предпринимателей такие требования кажутся чрезмерными, перепрофилируйте свой бизнес, уйдите в те отрасли где нет государственного ресурса.
– В Кирове завершился масштабный Лесной форум. Какие цели вы ставили перед собой на этапе организации? Что удалось достичь?
– Для меня Лесной форум — это не некое пафосное мероприятие, это площадка для диалога между властью и профессиональным сообществом. В ходе прямого разговора мы нацелены на формирование общей системы ценностей. Понятно, что на ее построение, на создание одинакового отношения к «хорошо» и «плохо» понадобится минимум два-три года.
Приведу пример из работы лесного комплекса республики Марий Эл, где я раньше работал. Там арендатор леса очень хорошо понимает, что допустимо, а что нет с его стороны. И лесничий тоже понимает, какие его действия в отношении бизнеса недопустимы. Если человек «пошел» туда, куда нельзя ходить, то это уже его проблемы.
В Кировской области я пока такого не вижу. Мы пока находимся в ситуации размытых границ. Допустим, пошли мы, как министерство на встречу лесопользователю — получаем претензии от прокуратуры. Или, наоборот, приняли жесткое решение — звучат обвинения в давлении на бизнес.
Пока нет четкой границы между «хорошо» и «плохо», очень многие действия вызывают отрицательную реакцию с той или другой стороны. Когда мы сделаем шаг к общему пониманию, всем станет работать более комфортно. Это не означает, что после этого никто не будет поступать «плохо». Но будет понимание, что это выбор конкретного человека и ему придется жить с последствиями.
*по данным ГЖД, Минлесхоза Кировской области
Подпишитесь на navigator-kirov.ru в «Яндекс.Дзен»