Когда импортозамещение – смерть?

Есть на сайте Федерального портала проектов нормативных актив один интересный документ – "О внесении изменений в постановление Правительства Российской Федерации от 5 февраля 2015 года №102". По сути это документ, ограничивающий ввоз в Россию для государственных нужд импортного медицинского оборудования. Зимой этого года было введено первое ограничение, в нем было всего 67 позиций, сейчас добавились еще 101 – от бинтов и тростей до дефибрилляторов, искусственных клапанов сердца, инкубаторов интенсивной терапии для новорожденных, рентген аппаратов и аппаратов УЗИ. А ведь за каждой из этих позиций – чья-то болезнь, чье-то здоровье, чья-то жизнь.

Мне, когда я об этом узнал, почему-то сразу вспомнилось детство – когда нас водили классом в стоматологию. Ничего хуже, чем эта варварская бормашина для меня, моих одноклассников и тысяч школьников по всей стране и быть не могло. Безбоязненным посещение стоматолога стало только после того, как в клиниках появилось то самое западное оборудование.

Поэтому я, честно говоря, не очень представляю, как в современных условиях можно запретить  в России импорт – до 86% от всех медицинских изделий мы сегодня закупаем за рубежом. Оставшиеся 14% – российские. И такая разница, думаю, неспроста.

Врач работает с тем оборудованием, с которым ему удобно, качество работы которого он может гарантировать, и теми инструментами, которые не подведут в ответственный момент.

По программе развития медпромышленности предусмотрено увеличение доли российских медизделий на рынке до 40% к 2020 году и значит, есть серьезные основания полагать, что этот список за грядущие пять лет серьезно расширится.

Сама по себе идея может быть и не плоха. Но если посмотреть цифры, то видно, что в 2011-м году доля импортных изделий в России была 94%. То есть за 4 года мы увеличили объемы отечественного производства, но именно за это время в отечественном здравоохранении упали показатели качества и доступности медобслуживания. Достаточно освежить в памяти отчет Счетной палаты о состоянии здравоохранения в России. Добавим сюда инициативу об ограничении закупки импортных лекарств.

Я не берусь осуждать Правительство за эти шаги, потому что стимулировать отечественное производство, конечно же, нужно. Но у меня появляются элементарные вопросы: если мы сейчас закроем границы, из строя будет выходить импортное дорогостоящее оборудование, сможем ли мы получить детали для ремонта этого оборудования или оно так останется стоять «мертвым грузом»? Что будет с теми людьми, кому необходимы препараты или диагностика аппаратами, аналогов которых нет в России? Значит ли это, что в перспективе мы можем поставить крест на бесплатном медицинском обслуживании?

Ведь за один день или даже год наши производители медтехники не овладеют новыми технологиями и не произведут новое высокотехнологичное оборудование. Для этого нужны годы и условия. Многие врачи, с которыми я поговорил на эту тему, едины в одном – в России почти нет условий для развития технологий. Есть изделия (оборудование, протезы и т.д.), не уступающие импортным, но документы по ним иногда годами находятся на согласовании в Росздравнадзоре.

Санкции санкциями, но, на мой взгляд, качество в вопросе здравоохранения все-таки важнее, чем страна фирмы-производителя. Надо стимулировать наших, отечественных медпроизводителей, но, не создавая при этом дополнительные риски для здоровья и жизней пациентов.

Поэтому я категорически против такого запрета и даже подписал петицию на сайте chahge.org.