Евгений Гришковец получил вятского «Оскара»

Уже многие годы наблюдаю: когда произносишь заветное слово «Гришковец», происходит чудесная необъяснимая химическая реакция. Люди превращаются в такую романтическо-радостно-задумчиво-улыбчивую субстанцию, – так объяснила выбор конкурсной комиссии декан филфака ВГГУ Ксения Лицарева. Претендентов на премию Салтыкова-Щедрина в этом году было несколько, но мнение специалистов оказалось единодушным — конечно, Гришковец.

Учрежденная киров-ским правительством литературная награда каждый раз достается известным и маститым писателям – до Гришковца были Ольга Лукас, Юрий Поляков и Сергей Шаргунов. Но, пожалуй, впервые на лауреата в Кирове такой большой спрос. Объявив пару недель назад о грядущем творческом вечере писателя, в министерстве культуры поняли, что погорячились – ни большой зал Герценки, ни Театр кукол не способны вместить всех желающих. Пришлось распространить приглашения в узком кругу бюджетников. Два часа Евгений Гришковец отвечал на вопросы о премии, творчестве, книгах и своей жизни.

О премии

– Для меня это радостное событие сегодня. Мне очень давно не давали никаких премий, лет 10 точно уже никаких. Начиная с 2000-го года меня засыпали премиями, а потом в основном все эти критики меня ругали и продолжают ругать. Я не понимаю, почему.
С Салтыковым-Щедриным меня много чего связывает. Во-первых, я имел неосторожность сказать на уроке в 7?–?8 классе – и после этого надо мной очень сильно смеялись – я перепутал, сказал не Салтыков-Щедрин, а Щедриков-Салтык. На 3-м курсе я не сдал «Историю одного города», потому что мне не нравился Салтыков-Щедрин. Слишком много его давали в школе, слишком он был непонятен, тяжеловесен и неинтересен. Это потом я открыл, что это потрясающий писатель, стоящий абсолютно особняком, который несчастлив был по причине своей информированности. Я все время своим знакомым из силовых и властных структур говорю: «Как я вам сочувствую – вы так много знаете, ваше знание порождает большие печали». Салтыков-Щедрин – это большая литература. И все антиутопии, которые сейчас написаны, – это чепуха по сравнению с тем, что и как писал Салтыков-Щедрин.

О городе Кирове

– У меня здесь уже есть друзья, и я могу точно сказать, что здесь есть моя публика театральная. И когда я приеду сюда со спектаклем «Шепот сердца», придут те самые люди, которые меня здесь ждут, которые купят билеты и оплатят мой приезд.
Я бы хотел, чтобы городу вернули историческое имя Вятка. Это очень красивое название, очень запоминающееся, благозвучное. И мне не совсем понятно, почему это до сих пор не произошло. Я живу в городе Калининграде, который раньше назывался Кенигсбергом. Здесь вопросов гораздо больше. Ни Киров не был в Вятке, ни Калинин не был в Калиниграде. Но если возвращение городу Калининграду названия Кенигсберг вызывает много вопросов, то Вятка – такое чудесное, благозвучное название. Почему вы его не возвращаете, не знаю. Это настолько очевидно!

О том, как проснулся знаменитым

- История моих моноспектаклей началась со спектакля «Как я съел собаку». У меня в Кемерово 7 лет был свой театр. Но потом я решил уехать, потому что понимал, что город для меня исчерпан, и чем заниматься дальше, я не знал. Я был растерян, не уверен в себе, без денег. И решил сделать прощальный вечер – рассказать про службу на флоте какие-то самые жуткие и самые смешные истории, а потом вместе с друзьями напиться и уехать из города.
Я назвал этот вечер «Как я съел собаку», подразумевая, что приобрел опыт. Пригласил своих друзей в театр «Ложа» на 83 места. Выхожу на сцену – и вижу, что где-то во втором ряду сидит моя мама. Как она туда пришла, кто ее позвал, я так потом и не выяснил. А я же ей со службы не писал всяких ужасов. И мама даже не догадывается, что я умею материться! То, что я задумал, рассказывать при ней было нельзя. И мне пришлось рассказать все иначе. Именно это и стало основой спектакля «Как я съел собаку».
А потом я прожил около года в Калининграде без денег, без особых идей. И когда я впервые прочитал со сцены «Как я съел собаку», то наутро проснулся знаменитым.

Режиссер, актер или драматург?

- Я делаю один спектакль раз в три года и очень тщательно над этим работаю. И в этом процессе мне никто не может помешать и никто не может помочь. Все вопросы – только к себе. И когда меня называют актером, драматургом, режиссером – это все неправильно. Правильно только одно – писатель. Потому что на сцене, когда я сам играю свои спектакли, я всего лишь писатель, который играет свои спектакли. И еще, в словах «актер», «режиссер», «драматург» есть звук «р», а в слове «писатель» – нет. А звук этот я произносить не умею, не могу. И когда у меня в Кемерово был театр, то не было денег, чем платить актеру, который бы играл мои спектакли. И я стал играть сам. Получилось очень выгодно: все достается мне. К тому же, я как режиссер лучше всего знаю актера, а актер очень доверяет режиссеру.

А если завтра произведения Гришковца включат в школьную программу

– Однажды моя дочь писала изложение по отрывку из моего рассказа «Зависть». Я отнесся к этому с ужасом. А если всерьез, то у меня нет произведений, которые были бы интересны людям в 13?–?14 лет. Я хорошо умею писать про детей, но это неинтересно читать детям. Я помню, как мне трудно было в школе взять в руки Паустовского или Бианки – я же ненавидел эти тексты про природу средней полосы России. Я писатель, я хочу, чтобы книги мои покупали в магазине. И если мои произведения войдут в школьную программу, это лишит меня заработка. Меня просто перестанут читать и покупать!

О книгах

– На данный момент складывается ощущение, что Россия закрыла книгу и не читает ее. Но альтернативы чтению не существует. И надо бороться не с компьютерными играми, а с аудиокнигами. Это подстава, это фальшивка, потому что книги пишут писатели для того, чтобы их читали – другого восприятия у них нет. Литература – это когда человек слышит внутри себя. У меня есть своя собственная фраза, которой я очень горжусь: «Книги звучат тысячами голосов. И только самые лучшие и самые любимые звучат своим собственным голосом».
Я сейчас скажу страшную вещь – у меня дома практически нет книг. Была большая библиотека, которую я собирал лет с 14. А потом я все это отдал в букинистический магазин. Там работали люди, которые находили хозяев книгам, зачастую просто бесплатно. На данный момент у меня осталось десятка два книг, которые нужны мне для работы или особенно любимы. Книге нужно, чтобы ее читали. Вот прочитал книгу – отдай, передай, подари, оставь в гостинице. Это в 20?–?25 лет кажется, что вот стоит книга и ты ее когда-то читал и еще перечитаешь. А я понял, что не перечитаю. А современную литературу я не читаю вовсе.

О творческих планах

Сразу опережаю вопросы – творческих планов у меня сейчас нет никаких. Я в марте показал первый раз спектакль «Шепот серд-ца». Это монолог человеческого сердца. И впервые за столько лет я играю не человека, а сердце. Самое сложное в этом спектакле – не запомнить двухчасовой текст, не выполнить все мизансцены, отрепетировать и исполнить. Самое сложное – это весь спектакль говорить о себе в среднем роде: я подумало, я сказало, я решило. Я сыграл этот спектакль уже
49 раз и понял одно – зритель все равно воспринимает это так, что на сцене перед ними Евгений Гришковец. Потому что для многих людей я просто неотделим от собственного текста.
Так что пока я буду играть последний мой спектакль «Шепот сердца» больше года. И только потом я смогу записать его в виде текста и на видео. Поясню зачем: у меня просто сил не хватит, чтобы донести моноспектакль до всех. Поэтому мои творческие планы таковы – год прожить с «Шепотом сердца», зафиксировать его. И потом начать думать, что же дальше.